Хемлок Гроув [любительский перевод] - Брайан МакГриви

На данный момент, у нее их была уже масса.

– А теперь, не возражаете, если я сам задам вопрос? – спросил доктор Прайс.

Она сделала жест рукой: Давайте.

– Вы защитили докторскую по этологии хищников в Техасском Университете в 2004, – сказал он.

Она не ответила. Это был не вопрос, и он не выбирал бы эти слова случайно.

– Как это относится к вероятным интересам Службы Охраны Рыболовства и Диких Животных США? – продолжил он.

Она посмотрела вниз. Стеклянная столешница пропускала и отражала свет от поверхности таким образом, что она видела в ее отражении своего двойника, заглядывающего в ее глаза из освещенного овала. Сдавшись на его милость, она подняла глаза.

– Подловили, – сказала она. – Не относится, полагаю. Они просто наделили меня полномочиями делать свою работу, и у меня свои методы. Он немного овальный. – Она указала на стол.

– Если не ошибаюсь, согласно вашим знаниям в области социобиологии, у вас есть некоторый опыт применения техники опроса Рейда, и вы задаете тангенциальные вопросы для установления взаимопонимания с подозреваемым, а также отслеживаете симптомы проявления правды и лжи, подготавливая к более прямой конфронтации.

– Йоханн, есть вероятность, что одно из ваших подопытных животных могло сбежать?

– Нет.

– А что насчет испытуемых?

– Вы о людях?

– Да.

– Ни один.

Она оценивала его. И если секундой ранее вакуум основных человеческих выражений на его лице был моментной слабостью, то теперь он задействовался в стратегических целях: лицо стало настолько пустым, словно он задремал перед ней с закрытыми глазами или вообще скончался. Раньше она никогда не смотрела в глаза другого живого человека, не находя там неопровержимых доказательств души. Она не видела ничего более пугающего.

Она щелкнула пальцами. – Крысы. И вот я, кажется, решила эту проблему. У вас нет никаких идей о нашем адском псе?

Все его естество говорило: ты получишь лишь то, что я сам тебе дам, и было заметно, что Прайс страдает от имитации жизни, чтобы восстановить черты лица.

– Как я понимаю, существо не оставило следов? – сказал он.

Она кивнула.

– Как я понимаю, псиный помет, обнаруженный в том месте, содержал множество человеческих волос, принадлежащих взрослому мужчине, но ни один мужчина не пропал. Также, как я понимаю, анализ помета выявил повышенный уровень надпочечных глюкокортикоидов, говорящих, что животное не только недавно не выражало агрессию, но и по своей природе не агрессивно.

Она не стала выяснять, откуда он владеет этой информацией.

– Ваше заключение, Йоханн? – спросила Шассо.

– Мое заключение: я рад, что это ваша работа, искать смысл всего этого, а не моя, – ответил он. – Однако, проведя параллель между двумя убийствами, я вычислил вероятность, что это не преднамеренные действия патологического сексуального маньяка, в пределах величины одного на десять миллионов.

– Но человек не способен сделать то, что произошло с телами. Не голыми руками.

Доктор Прайс кивнул. Он потянулся к нагрудному карману и вынул диктофон. Держа его на своей женственной ладони, он одарил ее дружеской улыбкой, затем сжал вещицу в кулак и сжимал ее сильнее и сильнее, пока корпус устройства не раскололся, а смятые внутренности не начали падать на стол. Он аккуратно смахнул их в салфетку и отложил в сторону.

– Если проблема не может быть решена в рамках задуманной системы, решение лежит в переформировании проблемы, – сказал он.

Привет, Красавчик

Высадив Шелли, Роман тут же обошел машину, чтобы отцепить прицеп. Оливия вышла на крыльцо и наблюдала за ним. Она видела: кто-то сидел в машине, но на ней не было ее солнцезащитных очков, а отражающиеся от окон блики резали глаза, и она прикрыла их рукой. Роман засвистел мелодию.

– Куда ты? – спросила Оливия, массируя веки и вызывая неоновые вспышки нитей капилляров.

– Никуда, – ответил Роман.

– Соизволите ли вернуться к пяти?

– Мы посмотрим, – сказал он, убирая прицеп и продолжая насвистывать.

Она моргнула в тумане призрачного света, пока машина ее сына отъезжала, и раздраженно определила личность пассажира, ссутуленного и суеверно прячущего глаза от ее прямого взгляда: Питер Руманчек. Оливия легко провела пальцем в воздухе, отмечая путь автомобиля мимо железнодорожных путей и вглубь леса.

Она повернулась и вздрогнула, увидев Шелли, которая стояла рядом и рассматривала ее. Девушка светилась, чутко реагируя на изменяющееся настроение матери. Оливия сделала над собой усилие, чтобы сгладить напряженность, заметную дочери.

– Что, – начала она, – мы говорим о людях, которые незаметно подкрадываются?

Она попыталась сцепить руки за спиной Шелли, достав лишь до ее боков, и их дом затрясся от громоподобного смеха.

На подъездной дорожке Роман сказал:

– Что это было за милое маленькое свидание за ланчем?

– Она жалеет меня, – ответил Питер. Ему не нужно было выставлять палец на ветер, чтобы определить, с кокой стороны движется шторм.

– Она очень добросердечная.

Они въехали в туннель.

– Можно спросить? – произнес Роман.

– Валяй.

– Что ты делаешь, когда тебя одолевает похоть, во время превращения?

Питер смотрел вверх на две параллельные линии света, сходящиеся в одной белой точке в конце туннеля. Он не ответил.

Они ехали в соседний от Питтсбурга городок Шедисайд, делая по пути покупки в магазинах здорового питания, пока наконец-то не прибыли к полуразвалившемуся желтому кирпичному дому. Питер позвонил в домофон в квартиру на втором этаже, дверь открылась, Роман шел следом за Питером вверх по лестнице. Пожилая итальянка прошла мимо них и, предугадав место их назначения, опустила глаза на ковер и взялась за распятие, висевшее на груди, бормоча: – Ведьма.

Питер остановился у нужной двери и постучал, их встретила молодая женщина, около тридцати. Она была смуглой, как и все Руманчеки, и носила детскую футболку «G.I. Joe», обтягивающую ее скромную грудь, – когда все женщины в их семье были эпически пышногрудыми – и маленькие хлопковые шорты. Ее худые руки, ноги и живот обладали тугими и упругими мышцами, и бросали вызов заняться спортом молодым женщинам из этнических групп, повидавших огромное количество представительниц своего пола, неожиданно распухающих к третьему десятку. Она сжала Питера в объятиях и поцеловала в щеку, подергала за лошадиный хвостик и спросила, не завел ли он девушку, которая заставит его отрезать эти идиотские волосы.